«$100 000 или пожизненно»: как экспата на Бали подставили из-за чужой посылки

В 22 года я заканчиваю самый престижный вуз Москвы — Бауманку, но покупаю билет в один конец на Бали. Пробую серфинг и влюбляюсь в остров. Я уже не представляю свою жизнь без волн. В это же время начинаю раскрывать себя как фотографа. Соцсети растут, приходит известность. Меня замечают крупные компании по производству аквабоксов для камер, мы подписываем контракт — и начинается новый этап: работа с мировыми топовыми серферами и селебами, съемки для журналов о путешествиях. Я реально жил ту самую «лучшую жизнь».

Все из-за того же серфинга (смеется). Однажды я катался на рассвете на любимом споте. Подплывает серфер, мы общаемся, ловим волны вместе, поддерживаем друг друга. Олекс (так звали нового знакомого) предлагает переехать в его небольшой дом. Я как раз искал новое жилье и хотел сменить маленькую комнату. Соглашаюсь. Через месяц за чаем мы разоткровенничались. Он признается, что крутит мошеннические схемы и выводит ворованные деньги. Предлагает мне стать курьером: обналичивать с «левых» карт по $1000 и получать $100. Я, конечно, отказываюсь: говорю, что неплохо зарабатываю на своем деле и мне это не интересно. Пытаюсь убедить его завязать, чтобы не сесть. На что он с улыбкой отвечает: «Они никогда меня не поймают».Через пару дней к Олексу приезжает девушка, привозит установку для выращивания «травы» в домашних условиях. Она возит марки, траву, таблетки — прямо в стабилизаторе для камеры. Я смотрю на это и просто не верю глазам.

Почти сразу. Начинаю шерстить Facebook в поисках нового жилья. Но в одно утро иду готовить кофе — и мне на ногу падает кусок забора. Итог — гипс. Решаю остаться, пока не поправлюсь. Но через пару дней на виллу врывается спецназ с автоматами. Я в шоке: стою на костылях и не могу двинуться. Приводят Олекса полуголого, скрученного в наручниках. Он весь в крови и явно под веществами. Там же его девушка. Нас закрывают на вилле на три дня и начинают допрашивать. Следователь говорит: «Мы за вами следили целый месяц» — и показывает фотографии моих друзей, с которыми я виделся почти каждый день. Понимаю, что дело серьезное. Объясняю, что снимаю половину дома и не в курсе дел соседа: он приезжает поздно вечером, мы почти не общаемся. Показываю свои съемки, публикации в серферских журналах. Офицеры улыбаются: мол, красивые фотографии и видео.

Я до конца так и не понял. Через три дня привозят еще людей по делу Олекса — в участок. А мы подписываем какие-то бумаги, и нас отпускают. Олекса везут в Джакарту на суд. На фоне стресса у меня образуется тромб в груди — нужна операция. Я улетаю, лежу в больнице, и тут мне звонит Олекс: «Мне нужны деньги. Ты должен продать все свое имущество — байки, доски, технику, дроны — и одолжить мне на взятку, чтобы срок дали минимальный». Я отказываюсь. Он начинает угрожать: «Если не поможешь, я найду способ испортить тебе жизнь тоже».

Конечно нет. Я кинул трубку и забыл о нем на годы. Знакомлюсь со своим будущим спасителем и другом на всю жизнь — Феликсом. Мы вместе проходим курс фридайвинга, путешествуем, серфим. Я помогаю ему с фото- и видеоконтентом: Феликс предприниматель, строит отели и виллы на Бали. Но 19 мая 2021 года все снова переворачивается. В 7 утра курьер приносит посылку. Я как раз ждал детали на дрон, который разбил. Меня просят спуститься к воротам и принять посылку лично (до этого оплаченные посылки просто оставляли у ворот и уезжали).

Не возникло подозрений? 

Были сомнения. По невнимательности я даже не заметил ошибок в написании моего имени и фамилии. И номер телефона — не мой. Вижу обычного курьера: он вручает посылку, я забираю, расписываюсь — и только после этого замечаю, что отправление из другой страны, а телефон левый. Тут же подлетают три машины. Выскакивают люди, показывают значки наркоконтроля и говорят: «Не двигаться. В твоей посылке наркотики. Дом сейчас обыщут». Посылку вскрывают — там деревяшки, которые якобы пропитаны DMT, психотропным веществом. Общий вес — 360 грамм. (На тот момент по поиску в интернете это оценивали примерно в 8 млн рублей.)

Да. На меня надевают наручники, сажают в машину. Я успел взять только коврик для йоги. Еду в окружении оперативников и думаю об одном: как это могло произойти и как об этом сказать родителям.
Дальше начинается жесткое давление. В наркополиции меня прессуют: «Сядешь пожизненно, сознавайся». Я отказываюсь что-либо подписывать — меня уводят в камеру. Через день меня ведут к следователю, и туда же приходят люди «с предложением».

Что это было за «предложение»? 
Мне прямо сказали: «Мы можем помочь. Собери $100 000 за пять дней и передай нам — иначе получишь большой срок». Я отвечаю, что у меня и у моей семьи таких денег нет. Максимум — продать все, что есть, и отдать сбережения, это около $25 000. В ответ — «продавай квартиры, проси у родителей».

Был ковид, сроки сжаты — мы не успели. И я поехал «по системе». Родители рассказали о случившемся Феликсу. Он прилетает на остров и пытается действовать через адвокатов. Но вокруг паника: новость разлетелась, никто не хочет брать на себя риски. За время следствия адвокаты меняются три раза — кто-то просто берет деньги и ничего не делает. С трудом находятся более-менее честные.Чтобы срок был меньше, мне советуют «подстраховаться» тестом: из отрицательного он превращается в положительный. Логика циничная: так тебя судят как потребителя, а не как торговца. Иначе — гораздо жестче.

Как долго ты просидел в СИЗО? 

Полгода. Одиночка, без солнца и свежего воздуха. Ел местный рис, пытался прийти в себя. В один из вечеров меня кусает комар — начинается денге. Меня отказываются лечить: на просьбу вызвать доктора смеются, говорят «жди утра». Я не сплю, меня трясет с температурой под 40. На следующий день приезжает врач и говорит, что у меня ковид. 10 дней я не могу ни есть, ни пить, теряю 10 кг и думаю, что уже не встану. Но выживаю и иду на поправку.

Больше всех сделал мой друг Феликс. Он знал, что я не торговец наркотиками, и оставался рядом. Он начал разбираться, искать связи, поднимать контакты, задавать вопросы. Эти люди, которые требовали деньги, потом еще появлялись? Нет. Они пропали, но легче от этого не стало. Прокурор просил 5 лет, суд дал 3 года. Хотя было очевидно: посылка не моя.

Первые две недели я провожу в карцере (изолятор, потому что ковид). Наблюдаю, как устроена тюрьма, кто что делает, какие порядки. Замечаю, что вечером в камеры приносят телефоны — беру на заметку. Карцер грязный, холодный пол (спас коврик для йоги, который я успел взять). Вместо подушки — двухлитровая бутылка с водой. Вокруг тараканы и крысы. Пытаюсь вымыть карцер, чтобы заниматься спортом и держать себя в форме. Потом переводят в камеру к 14 людям.

Нет, все индонезийцы. Им как будто привычно, а мне тяжело: жара, пот, грязь, вонь, как селедка в бочке. Через месяц я знакомлюсь с полицейским, который занимает высокое положение в тюрьме и говорит по-английски. Договариваюсь о переводе в камеру с вентилятором к пожилым заключенным — я должен помогать им. Конечно, это тоже «решается» деньгами, и платить приходится регулярно. Так прошел почти год. Я читаю книги, занимаюсь спортом, стараюсь жить по режиму.

Ко мне нормально. Люди в целом обычные, с откровенными отморозками не сталкивался, слава богу. Но сотрудники колонии могут быть жесткими. Однажды в тюрьму привели мужчину около 50 лет — он убил полицейского. Родные того полицейского работали там же. И вот по вечерам этого мужчину выводили и избивали. Мы это видели через решетку. Несколько дней я его не видел, думал — не встает. А потом встречаю на территории: ни синяка, бодрый, свежий. Мне рассказывают местные легенды про «магический камень», который якобы делает неуязвимым. Я не поверил, но эта история стала для меня еще одним напоминанием: тюрьма живет по своим правилам, и рациональность там часто заканчивается.

Девушка, с которой мы начали общаться еще до приговора, переехала ближе к тюрьме: сняла домик, привозила еду несколько раз в неделю и книги. Я пытался объяснить: «Живи своей жизнью, мне сидеть еще 2,5 года, не надо меня ждать». Я не понимал, что со мной будет после — ни денег, ни работы. Я не хотел семьи и детей. Она отвечала, что все будет хорошо, и продолжала приезжать.

Да. В итоге он помог собрать фактуру и передать информацию. По его словам, у тех, кто занимался такими схемами, был список людей «в разработке» — владельцы вилл, предприниматели, те, у кого на острове есть активы. С кем-то пытались выходить через знакомых, с кем-то — через бытовые ситуации вроде доставки.

Удалось ли добиться наказания? 

Частично. Кого-то задержали, кого-то выдворили, кто-то исчез. Полностью «закрыть» всю цепочку не получилось: слишком много связей, слишком много серых зон.

Когда начинают копать такие истории, всплывает много похожих случаев. Люди получают сроки, потому что доказать «я не заказывал» невероятно сложно, а система действует жестко.

Сколько в итоге просидел ты? 

2,5 года в тюрьме плюс полгода в СИЗО. После освобождения меня отвезли из обычной тюрьмы в депортационную. Там я провел одну ночь и на следующий день улетел. Мне нельзя вернуться в Индонезию — я в черном списке. Но я продолжаю путешествовать, объездил уже полмира. Я сильно изменился после этой истории: перестал доверять всем подряд. Понял, что настоящих друзей много не бывает — у меня их оказалось 2–3 человека. А многие, кто называл себя «друзьями» на острове, исчезли в тот момент, когда стало по-настоящему страшно.